Люблин. Лагерь смерти Майданек: личные впечатления. Майданек - немецкий лагерь смерти на территории Польши (18 фото)

Вторая мировая война, впрочем как и Первая, привела ко множеству смертей. Однако гибли не только солдаты, офицеры, но и ни в чем не повинные люди, которые просто не подходили к арийскому типу внешности, за чистоту которого так боролся немецкий диктатор-тиран Адольф Гитлер. Немало людей погибло в концлагерях от рук жестоких палачей. Один из самых больших лагерей назывался «Майданек», о нем и пойдет речь.

Приказ

Концлагерь «Майданек» находился в пригороде Люблина, в Польше. Свое название он получил от тюркского слова «площадь» (майдан). Фактически строительство подобных лагерей началось с подачи Гитлера, который отдал поручение Генриху Гиммлеру, одному из высокопоставленных лиц Третьего Рейха, установить тотальный надзор над восточными территориями, захваченными Германией.

В тот же день, 17 июля 1941 года, Гиммлер назначил одного из руководителей полиции - - ответственным за создание структуры СС и концентрационных лагерей на оккупированной территории Польши. Кроме этого, Глобочник был ответственным за частичную германизацию Польши. Центральным на восточной части оккупированной территории должен был стать концлагерь «Майданек», расположенный в пригороде Люблина. Строительство комплекса должно было осуществляться самими заключенными.

Распоряжение о строительстве

Официальное распоряжение о создании лагеря было отдано 20 июля 1941 года. Именно в этот день Гиммлер озвучил приказ Глобочнику во время своего визита в Люблин. Распоряжение гласило, что надо создать лагерь, который будет способен вместить около 25-50 тысяч человек, которые, в свою очередь, будут заняты постройкой ведомственных зданий СС и германской полиции. В действительности возведение комплекса было возложено на Ганса Каммлера, занимавшего одну из руководящих должностей управления бюджета и строительства СС. Уже в сентябре он дал распоряжение приступить к созданию части концентрационного лагеря, которая сможет вместить не менее 5 тысяч человек.

Однако некоторое время спустя под Киевом было захвачено невероятное количество военнопленных, и Каммлер изменил свои указания, приказав создать 2 лагеря для военнопленных - «Майданек» и «Освенцим», рассчитанные на 50 тысяч человек каждый.

Строительство лагерей

Изначально первый из лагерей был построен на окраине города Люблина, около кладбища. Не всем понравилось такое расположение, и гражданские власти начали протестовать, после чего Глобочник перенес его на другую территорию, около 3 км от города. После этого сюда прибыли первые узники концлагерей.

Расширение территории

Уже в ноябре Каммлер приказал расширить лагерь, сначала до 125 тысяч заключенных, а месяц спустя - до 150. Несколько месяцев спустя и такой вместительности стало мало, поэтому было решено переоборудовать комплекс. Теперь «Майданек» должен был вмещать до 250 тысяч советских пленных, число которых постоянно росло. Однако расчётам Каммлера не суждено было сбыться. Концлагерь «Майданек» был расширен еще на 20 тысяч мест, и после этого его строительство было приостановлено.

В создании новых бараков принимали участие около двух тысяч советских пленных, из которых полторы тысячи погибли к ноябрю в связи с ужасными условиями труда и проживания. То есть в живых осталось всего пять сотен человек, из которых около 30% были уже нетрудоспособными. В декабре к стройке присоединились еще полторы сотни евреев, но сразу после этого здесь разразилась эпидемия тифа, а месяц спустя она унесла из жизни всех, кто участвовал в строительстве лагеря.

Структура лагеря

Площадь лагеря составляла 95 гектаров. Вся его территория подразделялась на пять секций, одна из которых была исключительно для женщин. Комплекс состоял из множества зданий, среди которых были 227 мастерских, заводских и производственных, 22 барака для военнопленных и 2 административных. Кроме этого, у «Майданека» было десять филиалов, например, «Плашув», «Травники», «Грубешок» и другие. Узники лагеря занимались производством обмундирования и оружия на фабриках.

Заключенные

Этот концлагерь в Польше, только по официальным данным, становился временным приютом для 300 тысяч военнопленных, из которых около 40% были евреями, а 35% - поляками. Среди остальных заключенных было много русских, украинцев и белорусов. На территории этого лагеря было жесточайшим образом умерщвлено около 80 тысяч человек, три четверти из которых были евреями. По другим данным, на территории «Майданека» проживало полтора миллиона заключенных, а число жертв достигало 360 тысяч человек.

К моменту создания этого концлагеря он должен был вмещать около 50 тысяч заключенных, а в 1942 году его вместительность выросла в пять раз. У него было десять филиалов и собственные производства. Заключенных уничтожали, начиная с апреля 1942 года. «Орудием» смерти служил газ «Циклон Б», который также использовался в «Освенциме». А в сентябре 1943 года был запущен крематорий.

«Эрнтефест»

О концлагерях осталось множество свидетельств и документации, но невозможно отобразить на бумаге, насколько жестокой стала операция «Эрнтефест», проведенная в начале ноября 1943 года. В переводе с немецкого это слово обозначает «праздник сбора урожая», весьма иронично, если учесть, что произошло. Всего за два дня 3 и 4 ноября полиция СС уничтожила всех евреев Люблинского района, заключенных в концлагерях «Травники», «Понятов» и «Майданек». По разным данным, в целом, было убито от 40 до 43 тысяч человек.

Это было ужасным массовым убийством. Заключенные были вынуждены самостоятельно копать траншеи, расположенные недалеко от лагеря. Длина одного такого рва достигала 100 метров, ширина 6, а глубина 3 метра. Утром 3 ноября евреев «Майданека» и всех близлежащих лагерей привели к этим траншеям. Заключенных разделили на группы, приказали лечь около рвов таким образом, чтобы последующий заключенный клал голову на спину предыдущего. Около сотни немецких представителей СС убивали всех этих евреев выстрелом в затылок, проходя вдоль рядов. Все фашистские концлагеря использовали жесточайшие меры для своих заключенных, но эти экзекуции были просто бесчеловечными. Так трупы оказывались в траншее слоями, один за другим. Эсесовцы повторяли расправу до тех пор, пока весь ров не был заполнен. Во время расстрела играла музыка, чтобы заглушать выстрелы. Когда все рвы уже были заполнены трупами, их прикрыли небольшим слоем земли, а потом кремировали.

Убийства

Некоторые ученые считают, что концлагерь «Майданек» изначально должен был вмещать только советских военнопленных. Хотя документальных свидетельств у этой версии нет. Массовые убийства начались здесь уже через год после окончания строительства, а в 1943-м это место уже стало официальным Здесь, за исключением операции «Эрнтефест», преимущественно использовались газовые камеры. Для отравления сначала применялся угарный газ, а позже «Циклон Б».

Освобождение лагеря

В 1944 году советским войскам удалось освободить «Майданек». Концлагерь, фото которого в очередной раз доказывают бессердечность войск СС, был мгновенно покинут немцами, которые хоть и пытались скрыть свидетельства массовых убийств, не смогли этого осуществить. Немцы, находящиеся тогда на территории комплекса, пытались уничтожить крематорий, который стал местом убийства тысяч людей, но они не успели этого сделать, поскольку им надо было быстро покинуть это место. Летом этого же года войскам Советского Союза удалось освободить также территории нескольких других лагерей смерти, таких как «Треблинка», «Собибор» и «Белжец», которые были расформированы в 1943 году.

Вывод

По своей сути, фашистские лагеря не отличаются. Все их устройство противно гуманизму и идее того, что все люди равны. Здесь не может существовать «но». Хоть на любую проблему и можно посмотреть с разных сторон, но истребление людей тысячами нельзя оправдать ничем, даже тем, что это была война.

Концлагерь - это явление, которое существовало не только потому, что так было надо Третьему Рейху, ведь не Гитлер же лично запускал в камеры газ, в этом принимали участие и военные, безжалостные солдаты. Тем не менее, не всем нравилось такое положение, некоторые были против, но у них не было выбора, они вынуждены были оставаться жестокими, чтобы в них не уличили предателя. Наиболее человечные из них даже старались помогать пленным, но это служит крайне слабым оправданием их поступков. Однако про высокопоставленных членов СС нельзя сказать и этого, потому что именно они сознательно отправляли на смерть десятки тысяч ни в чем не повинных людей, среди которых были и женщины, и дети.

Находится Мемориальный музей Майданек, первый мемориальный музей на месте гитлеровского концентрационного лагеря. Место малопосещяемое российскими туристами, в отличие от Освенцима и довольно специфическое.

Особо впечатлительным и чувствительным людям заходить под кат с осторожностью.

2. Майданек - второй по величине гитлеровский концентрационный лагерь в Европе. Он был создан по приказу Генриха Гиммлера осенью 1941 года на окраине Люблина, но долго там не просуществовал. Из-за протестов местных властей лагерь пришлось перенести за пределы города:

3. В невыносимых условиях постройкой лагеря занимались около 2 тысяч советских военнопленных. На первоначальной карте строительства было написано: "Лагерь Дахау №2". Потом это название исчезло...

4. Первоначально концлагерь был расчитан на 20-50 тысяч заключенных, но впоследствии был расширен, после чего мог принять до 250 тысяч человек. Имелось множество различных зданий, а именно: 22 барака для заключённых, 2 административных барака, 227 заводских и производственных мастерских:

6. Основными узниками Майданека были советские военнопленные, прибывавшие сюда в большом количестве. Их также переводили сюда и из других концлагерей таких, как Заксенхаузен, Дахау, Освенцим, Флёссенбург, Бухенвальд и т.д.:

8. Прибыв в лагерь, заключенных направляли в блок помывки и дезинфекции:

10. Блок разделен на несколько частей. Тамбур:

11. Душевая:

12. Камера дезинфекции, а в последствии газовая камера:

13. Первоначально газ "Циклон Б" использовался для дизинфекции одежды и вещей заключенных:

17. Лагерь изначально носил название концентрационного лагеря войск СС "Люблин", и только 16 февраля 1943 года он был официально превращен в лагерь смерти. Для массовых убийств заключенных применялись газовые камеры:

19. Поля для заключенных были окружены двойной колючей проволокой, по которой проходил ток высокого напряжения:

20-21. Вдоль проволоки размещались сторожевые вышки:

22.

23. На территории очень много ворон,что еще больше усиливает впечатление гиблого места:

24. Жаль, но не все бараки были открыты зимой:

25. Лагерь имел площадь 270 гектаров (около 90 гектаров используются ныне как территория музея), и был разделен на пять секций, одна из них предназначалась для женщин:

26. Обувь некогда живых:

33. Ни газовые камеры, ни крематорий не произвели на нас такого впечатления как этот барак, в нем прямо стоит землистый запах смерти, тягучий и невыносимо тяжелый:

35. Заключенные лагеря занимались принудительным трудом на собственных производствах, на фабрике по производству обмундирования и на оружейном заводе «Штейер-Даймлер-Пух».

39. Массовое уничтожение людей началось осенью 1942 года. Тогда для этой цели немцы стали использовать ядовитый газ "Циклон Б". Майданек - один из двух лагерей смерти Третьего рейха, где использовался этот газ (второй - Освенцим ). Первый крематорий для сожжения тел узников был запущен во второй половине 1942 года (на 2 печи), второй - в сентябре 1943 года (на 5 печей).

40. Те самые пять больших печей:

43. Во время освобождения Советскими солдатами лагеря весь пепел, находившийся в печах крематория, собрали в этот саркофаг:

44. Возле крематория и расстрельных рвов сооружен мавзолей с бетонным куполом, под которым собран прах жертв.

47. У входа на территорию лагеря в 1969 году был воздвигнут Памятник борьбы и мученичества.

48. Лагерь прекратил своё существование 22 июля 1944 года в результате наступления советских войск. В настоящее время на территории лагеря Майданек действует мемориальный музей. Он был создан в ноябре 1944 года и стал первым музеем в Европе на месте бывшего гитлеровского концлагеря.

За всю его историю через лагерь прошло около 1,5 миллионов человек 54 национальностей, но большинство из них были евреи, поляки и русские. В лагере было уничтожено 360 тысяч человек.

В экспозиции Государственного музея Майданек приводятся уточненные данные: всего в лагере побывало около 150 000 узников, умерщвлено около 80 000, из них евреев 60 000.

Не берусь судить о погибших, и о том от чего умирали люди, но такое не должно повториться... НИКОГДА.

Вот как-то так получилось...

Что еще есть в Польше:

Родился в 1937 г. (по паспорту в 1939 г.) в деревне Хотоля на Витебщине. Весной 1943 г. был угнан немцами вместе с матерью в концлагерь Майданек. Освобожден Красной Армией 30 апреля 1945 г. Сейчас живет в подмосковной Балашихе. Инженер-экономист. Закончил Ленинградский инженерно-экономи­ческий институт.

В Управлении КГБ РБ по Витебской области хранятся материалы о репатриации из-за границы (1945 г.) Петро­вой Анны Ивановны, 1918 г. р., уроженки д. Брыли Суражского района Витебской области: «Проживая на оккупированной немцами территории, в д. Хотоля Суражского района, Петрова А. И. с сыном Александром в принудительном порядке в мае 1943 г. была вывезена в концлагерь г. Люблина, в 1944 г. (месяц не ука­зан) вывезена в концлагеря г. Равенсбрюк, Ноенбранденбург. Освобождена частями Красной Армии 30 апреля 1945 г.».

Была весна 1943 г. Было тихо. Только что прошел дождь. К нам в дом пришли два полицая, одетых в черную форму с белыми повязками на рукавах. Они приказали нам идти с ними. Ничего с собой брать не разрешили. Сказали, что нас только зарегист­рируют и отпустят. Взять с собой можно было документы. Мне передалось волнение, мгновенно охватившее взрослых. Все чув­ствовали - вот он первый шаг к нашей гибели. Никто полицаям не верил. Они были с оружием. Малейшая зацепка - и с нами будет другой разговор.

Бабушка Лиза сказала: «Надо идти». Мы собрались и пошли по мокрой песчаной дороге. Чувствовали свою беспомощность перед этими вооруженными людьми. Я плакал. Полицай взял меня на руки и отдал свою фуражку, чтобы успокоить меня. Он хорошо знал, что нас ведут туда, откуда не выходят,- в фашистский лагерь уничтожения.

Нас собрали на сборном пункте Тарасенки. Хорошо помню - кормили нас гнилой баландой. Людей было много. К нам подошел немец с автоматом, в наброшенной на военную форму шубе. Он приказал тете Нине - дочери бабушки - следовать за ним. Тетя Нина была молодая. Впоследствии я узнал - молодых сразу заста­вляли работать - рыть для немцев траншеи.

Я все это время был с бабушкой, мама болела тифом. К Тарасенкам ее вели родные отца. Они помогали ей и скрывали от взглядов фашистов. Всем было известно, что при малейшем подо­зрении на болезнь немцы расстреливали. С больными они не возились - им были нужны здоровые рабы.

Со сборного пункта Тарасенки нас доставили на железнодо­рожный вокзал Витебска. Разместились в железнодорожном вок­зале. Ночью началась бомбежка. Очевидно, наши самолеты били по фашистским скоплениям. Бабушка меня успокаивала, говори­ла, что это весенний гром и он скоро пройдет.

Утром нас погрузили в вагоны и повезли по направлению к Германии. Охраняли нас конвоиры. Одежда на них была военная немецкая, но говорили они на русском языке. Возможно, это были предатели - власовцы.

Прибыли в город Люблин (завоеванная Германией территория Польши). Перед нами фашистский лагерь уничтожения Майданек. Нас рассортировали. Стариков отдельно, женщин и детей отдель­но. Построили в колонну и погнали в баню. Вокруг много немцев, овчарки. Помню, как мы стояли в колонне, впереди была седая пожилая женщина. Она что-то сказала против немцев. Так ее прямо у нас на глазах начали бить палками по спине. Били до тех пор, пока у нее не хлынула кровь из горла и она упала, вся обмякнув.

Мыли нас под душем. Было большое скопление людей. Везде шмыгали одетые в немецкую форму женщины. Немцы спешили. Маму мою и тетю Фрузу одели в полосатую одежду - одежду немецких рабов. Нас, детей и бабушку, одели в гражданскую одежду. Я спросил у бабушки: «Откуда эта одежда?» Бабушка ответила, что эта одежда осталась от загубленных и сожженных здесь людей. Она сказала: «Смотри, внучек, и, если останешься живым, запоминай, как нас здесь будут убивать; ведь отсюда не выходят». Хорошо было известно, что Гитлер приказал уничтожить славян на 50%, оставшиеся будут германскими рабами. Лагеря уничтожения служили для этой цели.

Все последующее время я старался увидеть, понять и запом­нить, каким образом нас будут уничтожать немцы.

Нас, детей и женщин, погнали дальше, через проходную лагеря смерти. Помню проходную с фашистами и собаками. Около про­ходной - чистота, растут маргаритки. Далеко просматривается территория лагеря. Многорядная колючая проволока - огражде­ние под электрическим током. Частые вышки с фашистами и пулеметами. Справа и слева стоят ряды больших деревянных бараков. Нас с бабушкой, мамой и тетей Фрузой разместили в одном из бараков. Помню двухъярусные деревянные нары. Соломенные матрасы, соломенные подушки. Вместо обычных наволочек - бу­мажные сетчатые, через которые пролезала солома и колола голову, а солома от матраса колола все тело. Дали очень легкие, холодные одеяла. Маленькая железная печка была не в состоя­нии прогреть весь большой барак с его многочисленными щелями. И под тонкими, холодными одеялами по ночам нельзя было укрыться от ветра, гуляющего по бараку. Люди замерзали. Некоторые утром и не просыпались, умирали от холода. Один из методов немцев — уничтожать холодом. Прикрыться ночью чем-либо из одежды было бесполезно, так как одежда наша была легкой, а на ногах — деревянные колодки.

Утром нас всех поднимали на аппель в 6 часов утра. Немцы с собаками строили, проверяли и гнали нас на «завтрак», а затем мою маму, тетю Фрузу и других женщин гнали за колючую проволоку работать на полях. Работали они от темна до темна под контролем немцев с собаками. На работе их били, подгоняли, травили собаками, не разрешали брать овощи с грядки для себя или с собой.

При возвращении женщин тщательно проверяли на проходной. Помогали при этом немецкие овчарки. Помню, как у одной жен­щины нашли картошку. Эта картошка покатилась по земле. Жен­щину били палками по спине, пока она не упала. Ее бросили в автомашину, которая отвозила мертвых и полуживых истощен­ных людей для сжигания в крематорий.

Работали женщины по 18 часов в сутки без выходных, предельно напрягая свои физические возможности. Загнать людей на работе до смерти - это метод уничтожения людей в лагере Майданек.

Утром нас кормили гнилой баландой. В обед - опять гнилая баланда, вечером - гнилая баланда. Так кормили сегодня, завтра, неделю, месяц, полгода. От такой пищи люди слабели. Совсем истощенных людей помещали в барак - «лазарет», и оттуда уже никто не возвращался.

Помню, как из одного барака выносили мертвых и полуживых, совершенно истощенных людей и бросали на тележку, некоторые из этих людей еще двигались, но их уже посыпали хлоркой, чтобы затем отвезти в крематорий. Немцы убивали нас голодом.

Помню своего троюродного брата Мишу, сына тети Тани, до­веденного до такой степени истощения, что, когда давали ему баланду, она, не усваиваясь организмом, тут же выливалась у него через задний проход. Однажды, примерно через полгода, дали нам по маленькому кусочку конской колбасы. Тетя Таня, чтобы спасти Мишу, отдала ему всю колбасу, которую дали ей на всю ее семью. Но ее дочь Лида вырвала эту колбасу у Миши и съела. Тетя Таня плакала. Она не знала, как еще помочь Мише. Скоро Миша умер. Умерла и мать тети Тани.

Моя мама, чтобы я не умер, старалась принести что-либо с поля, хотя это было смертельно опасно. Маме удалось это только один раз - она принесла мне сурепку. Чтобы я не умер, мама просила меня, чтобы я бегал в другой барак, где были заключенные поляки, и просил у них еду. Я бегал к ним. Поляки иногда получали посылки.

Когда нас кормили в нашем бараке, давали гнилую баланду - то все миски из-под еды были покрыты толстым слоем человечес­кой слюны — дети по нескольку раз вылизывали эти миски.

Однажды, когда я был рядом с колючей проволокой, мимо проезжали польские рабочие на велосипедах. Один из них остано­вился и бросил мне пшеничную плюшку с маком. Так и остался в моей памяти аппетитный вкус этой булки.

Окружавшие меня взрослые очень волновались за нашего дедушку Петю, находившегося в соседнем лагере. Нас разделяла колючая проволока под током и вышки с немцами и пулеметами. Бабушка часто брала меня за руку, и мы шли к колючей проволоке смотреть на лагерь, где были дедушка Петя и отец тети Тани. Это был лагерь для стариков.

Днем дедушка Петя был на работе. Они работали с киркой - добывали известняк. Вечером их пригоняли. Мы видели, как их выстраивали в колонну и по очереди заставляли ложиться на стол. Их били палками. Затем их заставляли бежать большое расстоя­ние. Тех, кто во время бега падал, фашисты пристреливали на месте. И так каждый вечер. За что их били, в чем они провини­лись- мы не знали.

Сначала мы с бабушкой видели дедушку Петю и отца тети Тани. Затем мы их перестали видеть в этих экзекуциях. Позже мы узнали, что их забили палками и сожгли в крематории.

Сейчас известно, что земля вокруг лагеря Майданек покрыта толстым слоем человеческого пепла.

Немцы были очень чистоплотны — у всех, кто был в лагере, не было ни одной вши. Немцы аккуратно в газовых камерах прогазовывали нашу одежду для профилактики.

Немцы любили и чистоту и порядок. Вокруг лагеря цвели маргаритки. И точно так же - чистенько и аккуратно - немцы уничтожали нас.

А жизнь за проволокой продолжалась. По шоссе, видимому из лагеря, часто проходили колонны немцев. Слышались их бодрые, веселые песни.

В лагере немцы жестоко распоряжались жизнями людей. По­мню, однажды привезли много людей еврейской национальности.

Евреев не заставляли работать. Евреи иногда парочками прогули­вались по территории лагеря. Их нормально кормили. Но через некоторое время к евреям подъехало много автомашин с воору­женными немцами и с собаками. Немцы стали отбирать у евреев детей, якобы в баню. Но родителей трудно обмануть. Они знали, что детей берут, для того чтобы живыми сжечь в крематории. Над лагерем был громкий крик и плач. Слышались выстрелы, лай собак. До сих пор сердце разрывается от полной нашей беспомощ­ности и беззащитности. Не выходит из памяти у меня эта картина. Многих еврейских матерей отливали водой - они падали в об­морок. Немцы увезли детей, и над лагерем затем долгое время стоял тяжелый запах сожженных волос, костей, человеческого тела. Детей сожгли заживо.

Через некоторое время эти же машины, также с вооружен­ными немцами и с собаками, приехали и стали забирать взрослых евреев. Сказывался опыт извергов-фашистов по уничтожению лю­дей. На этот раз такого крика уже не было. Взрослых евреев было легче грузить в машины. После убийства детей у родителей была подорвана психика и они шли вслед за своими погибшими детьми не сопротивляясь. Этих евреев также сожгли живьем. Опять об­лако тяжелого запаха сожженного человеческого тела долго стояло над лагерем.

Помню, как немцы стали отделять нас, детей, от наших матерей в отдельный барак. До сих пор стоят у меня в глазах истощенные детские худенькие тельца в этом отдельном бараке. У некоторых детишек от крайнего истощения вываливалась прямая кишка, и блоковые постоянно вправляли этим несчастным прямую кишку на место. Они умирали часто - эти мальчики и девочки.

Однажды моя мама каким-то чудом пробралась ко мне в ба­рак. Она увидела, что у меня старые, очень поношенные, рваные ботинки, и взяла свободные - ничейные,- но еще хорошие и дала их мне. Блоковая это заметила. Она прямо на моих глазах начала хлестать резиновым хлыстом мою маму по лицу и по телу. Брыз­нула кровь. Так и остались у меня в памяти эти ботинки, забрыз­ганные кровью моей мамы. Ее, всю окровавленную и в слезах, блоковая вышвырнула из барака.

По лагерю поползли слухи о приближении линии фронта, и что некоторых будут угонять из лагеря дальше - в глубь Германии. Моя мама узнала, что и ее будут угонять тоже. В лагере она познакомилась с заключенной полькой Иреной, которую должны были освободить. Мама просила Ирену, чтобы та усыновила меня и взяла с собой, когда ее выпустят на волю. У мамы не было уверенности в том, что она останется живой. Ирена познакомилась со мной, подарила мне хорошие ботиночки и красивые брючки. Она подкармливала меня и ждала, когда нас вместе выпустят на волю. Но у меня не было никаких сил, чтобы разлучиться с мамой. Я хотел быть только с ней.

Пришло время - Ирену выпускают на свободу, а я остаюсь со своей мамой. Но наше с ней расставание приближалось. Мама об этом знала. Она подарила мне желтый платочек - цвет разлуки - и показала мне свой такой же желтый платочек. Мама сказала, что, когда ее будут угонять, она будет махать мне своим платочком, а я должен буду махать ей своим. Это мама придумала для того, чтобы мы дольше видели друг друга. Она была уверена, что мы расстаемся навеки. И день расставания наступил. Было много немцев, немок, собак. В полосатой одежде мама стояла в отправляемой колонне. Я стоял с тетей Фрузой. Колонну с мамой погнали.

Вот мама уже в проходной, вот - на шоссе за проходной - уходит мама.

Я все вижу - она машет мне своим желтым платочком. Сердце мое разрывалось. Я кричал на весь лагерь Майданек. Чтобы как-то успокоить меня, молодая немка в военной форме взяла меня на руки и начала успокаивать. Я продолжал кричать. Я бил ее маленькими, детскими своими ножками. Немка жалела меня и только гладила своей рукой по моей голове. Конечно, дрогнет сердце у любой женщины, будь то и немка.

Колонна с мамой ушла. Все стали расходиться. Тетя Фруза взяла меня за руку и увела в опустевший барак. Она обула меня в хорошие сапоги и всячески успокаивала.

Шло время, и начали увозить из лагеря и нас, детей. С нами как воспитательницу немцы взяли тетю Таню. С тетей Таней были и ее дети, я и мой двоюродный брат Яша, сын тети Фрузы. Нас погру­зили в вагоны, и мы поехали. Проезжали разбитую Варшаву.

Привезли в город Лодзь, в детский концлагерь. Территория концлагеря окружена колючей проволокой под током. Здесь так­же вышки с охраной, охрана на проходной. Поместили нас в боль­шом многоэтажном кирпичном здании. Там были металлические винтовые лестницы, многоярусные нары. Одели нас в серую одеж­ду. Кормили так, чтобы только не умерли,- очень скромно. На первом этаже здания было простейшее механическое слесарное оборудование: наковальни, напильники и прочее. Нас приобщали к труду, готовили рабов для Германии.

Ясно было, что за людей нас здесь не считали. Рядом с нашим концлагерем был большой зверинец, где выращивались различ­ные животные: лисы, ондатры - для одежды немцев. По нашим умственным способностям немцы ставили нас на один уровень со зверями.

Немцы очень следили за чистотой. Часто мыли нас в бане. Иногда водили на прогулку в окрестности города Лодзи, чтобы мы не были дохлыми. Ведь в дальнейшем мы должны были выпол­нять тяжелую физическую работу для Германии.

Помню, как я ловил кузнечиков на окраине города в зеленой траве. Как это было радостно, выйдя из-за колючей проволоки. Иногда колонной нас проводили по улицам. Как жадно я смотрел на спелые вишни в садах окрестных домиков! Находившиеся с на­ми русские воспитатели рассказывали нам произведения русских писателей.

Шло время. Люди нашего лагеря чувствовали приближение линии фронта. Помню, я часто сидел на подоконнике четвертого этажа нашего здания вместе с другими ребятами. Мы видели бесконечное движение автомашин с немцами с востока на запад. Немцы отступали. Иногда их автомашины останавливались, и нем­цы в белых халатах выскакивали из машин и бегали, похлопывая друг друга, - грелись. Затем машины вновь уходили. Мы радова­лись, чувствовали приближение освобождения. Наконец, стали слышны звуки разрывов снарядов.

Наступила зима 1945 г. Узники концлагеря очень хотели, чтобы освобождение произошло внезапно и быстро. Иначе фашисты нас успеют расстрелять. Однажды мощная канонада продолжалась всю ночь. А когда наступило утро - вокруг нашего концлагеря стояли рядами советские танки, автомашины с советскими сол­датами. Это были части Советской Армии под командованием Г. К. Жукова. Советской Армией нам была дана жизнь.

Помню, как, в окружении охраны, Г.К. Жуков разговаривал со взрослыми нашими воспитателями. Говорили, что Жуков написал донесение И. В. Сталину, что в г. Лодзи обнаружен детский конц­лагерь, и Георгий Константинович просил Сталина срочно выслать по этому адресу транспорт, людей, врачей для отправки детей на Родину.

Я подошел к танку и заговорил с танкистом. Танкист обрадовал­ся, когда услышал русскую речь от мальчика. Это был совсем еще молодой танкист. Где-то дома ждал его, возможно, такой же маленький мальчик, его брат. Это было не холодно-враждебное отношение солдата-немца, а родное отношение русского солдата. Он накормил меня тушенкой, посадил в машину, показал приборы.

Прошло некоторое время. Был теплый весенний день 1945 г. К нашему большому кирпичному дому бывшего концлагеря подъ­ехало много автобусов. Нас погрузили для отправки на Родину. Было родное отношение русских с русскими. Нет окриков, ударов палок, собак. Родные русские лица, военные. С нами была тетя Таня. Затем на железнодорожной станции мы пересели на поезд, следовавший на Родину. Все мы были слабые после концлагеря. Тетя Таня также была слаба, и у нее недоставало сил смотреть за нами. Когда поезд проходил через Киев, мы с двоюродным братом Яшей отстали от поезда на остановке, заглядевшись на садивших­ся в автобус наших мальчиков и девочек, которых некому было довезти до дома. Тетя Таня уехала домой, в Хатолю, без нас.

Нас с Яшей посадили.в автобус в Киеве, как детей, отставших от поезда. Привезли в детприемник, но не в тот, в котором разместили знакомых наших ребят, а на которых смотрели мы с Яшей, когда отстали от поезда. Нам с Яшей было одиноко среди незнакомых ребят. Мы тосковали и просили, чтобы нас перевели к своим знакомым ребятам. Скоро нас перевели. Мы встретились, и стало немного веселее. Это был детприемник города Киева для детей, привезенных из Германии.

Воспитатели были и русские, и украинцы. Они относились к нам как к родным. Каждый из них знал, что такое фашистские лагеря смерти. Они знали о наших мучениях. Все мы были ослаблены и истощены. Нас кормили регулярно и без ограничений. Одевали хорошо и тепло. Каждый спал на отдельной кроватке. Регулярно мы занимались физическими упражнениями. Водили на прогулки в окрестности города Киева и кормили даже там. С нами занима­лись лучшие педагоги. Помню, как мы разучивали русские народ­ные песни. Вокруг в помещении висели портреты советских пол­ководцев. Висел здесь и портрет маршала Георгия Константинови­ча Жукова.

Рядом с нами был военный госпиталь. Мы часто общались с ранеными бойцами, слышали от них военные рассказы. Нас водили на кладбище, где часто хоронили военных, умерших от ран.

Время шло. Мы несколько окрепли и повзрослели. И вот одна­жды к нам с Яшей подбежала девочка из нашего отряда и сказала Яше, что к нему приехал его отец. Мы с Яшей побежали навстречу. Но это оказался не отец Яши, а брат его отца, дядя Вася. Дядя Вася сказал, что здесь, в Киеве, он работает. Он сказал, что тетя Таня написала ему письмо, где сообщила, что мы с Яшей отстали от поезда. Она просила его отыскать нас и привезти домой, в деревню Хатолю. Дядя Вася рассказал об этом случае нашим воспитателям. Воспитатели отпустили нас вместе с дядей Васей. Нас начали собирать в дорогу. Одели в самую лучшую матросскую одежду. Она была красивая и теплая. Дали хорошую обувь. Обес­печили питанием на дорогу. И мы поехали с дядей Васей домой на пароходе по реке Днепру.

Дядя Вася привез нас в Хатолю к своей матери. Она жила в одном из уцелевших после фашистов домиков. Затем о моем прибытии в деревню Хатолю сообщили родным моей матери - тете Насте, старшей сестре моей мамы. За мной пришла дочь тети Насти Фруза и увела меня к себе домой - в деревню Барки. Это недалеко от деревни Хатоли. Здесь в землянке я некоторое время жил у тети Насти. Тетя Настя и Фруза относились ко мне хорошо, ведь они мои родные по линии моей мамы. Но я не понравился новому мужу тети Насти, дяде Панасу (прежний муж тети Насти Павел погиб в первые дни войны). Дядя Панас всякими словами задевал меня. Может быть, потому, что я был лишний человек у них в семье и ел лишний кусок хлеба. Это угнетало меня - родительской ласки не было. Я тосковал по своим родителям.

Фото с матерью, 1946 г.

Шло время. И вот однажды в землянку, где я жил, вошла моя мама. Я был маленький и не мог осознать глубину и ничтожную вероятность возможности этой встречи. Но передо мной стояла моя мама. Собаки, удары резиновых жгутов, запах сожженных людей, трупы истощенных узников, мой крик на весь лагерь Майданек, когда уходила от меня моя мама; невозможность уйти от расстрела, когда фашисты отступали. «Мама, как же ты осталась жива?» Я плакал, сердце мое колотилось. Успокоиться я не мог. Мама молча успокаивала меня. Бережными руками мама просмо­трела всю мою одежду. Надела на меня кое-что новенькое. А я все плакал…

Далее предлагаем отправиться на виртуальную экскурсию по страшному месту - немецкому лагерю смерти Майданек, который в годы Второй мировой войны был построен на территории Польши. В настоящее время на территории лагеря находится музей.

От Варшавы до музея на месте «лагеря смерти» (окраина Люблина) два с половиной часа езды на машине. Вход бесплатный, но желающих заглянуть мало. Только в здании крематория, где пять печей ежедневно превращали узников в пепел, толпится школьная экскурсия вместе с католическим священником. Готовясь служить мессу в память о замученных в Майданеке поляках, ксендз накрывает скатерть на подготовленный стол, достаёт Библию и свечи. Подросткам здесь явно неинтересно - они шутят, улыбаются, выходят покурить. «Вы знаете, кто освободил этот лагерь?» - спрашиваю я. Среди молодых поляков замешательство. «Англичане?» – неуверенно говорит светловолосая девочка. «Нет, американцы!» - перебивает её худощавый паренёк. – «Кажется, тут был десант!». «Русские» - тихо произносит священник. Школьники поражены – новость для них словно гром среди ясного неба. 22 июля 1944 года Красную Армию встречали в Люблине с цветами и слезами радости. Сейчас же мы не можем дождаться за освобождение концлагерей даже не благодарности – просто элементарного уважения.

В Майданеке сохранилось почти всё. Двойная ограда с колючей проволокой, вышки охраны СС и почерневшие печи крематория. На бараке c газовой камерой привинчена табличка – «Помывочная и дезинфекция». Сюда заводили по пятьдесят человек, якобы «в баню» – выдавали мыло, просили аккуратно складывать одежду. Жертвы входили в цементную душевую, дверь блокировалась, и из отверстий на потолке струился газ. Поражает глазок в двери – какая-то сволочь из СС спокойно смотрела, как люди умирают в мучениях. Редкие посетители разговаривают тихо, как на кладбище. Девушка из Израиля плачет, уткнувшись в плечо своему парню. Сотрудник музея сообщает: в лагере погибло 80 000 человек. «Как это? – удивляюсь я. – Ведь на Нюрнбергском процессе фигурировала цифра в 300 тысяч, треть из них - поляки». Оказывается, после 1991 года число жертв постоянно снижают – сперва постановили, что в Майданеке замучили 200 тысяч людей, недавно и вовсе «скостили» до восьмидесяти: дескать, точнее пересчитали.

Я не удивлюсь, если лет через десять такими мерками власти Польши станут утверждать – в Майданеке вообще никто не умер, концлагерь был образцовым санаторием-курортом, где заключенные проходили оздоровительные процедуры, - возмущается главный редактор Интернет-портала Strajk Мачей Вишневский. - Мой отец, бывший партизаном во время войны, говорил – «Да, русские принесли нам режим, который мы не хотели. Но главное – в концлагерях СС перестали работать газовые камеры и печи». В Польше государственная пропаганда на всех уровнях пытается замолчать заслуги советских солдат в спасении десятков миллионов жизней. Ведь если бы не Красная Армия, крематорий Майданека продолжал бы дымиться ежедневно.

От газовой камеры идти всего минуту – попадаешь в барак, доверху набитый старой, полуистлевшей обувью. Я долго рассматриваю её. Дорогие туфли модниц (одна даже из змеиной кожи), мужские штиблеты, детские ботиночки. Их больше – но в 2010 году один барак музея сгорел по непонятным причинам (возможно, от поджога): 7000 пар обуви пропали в огне. 3 ноября 1943 года в рамках так называемой «Операции «Эрнтеданкфест» (праздник сбора урожая) эсэсовцы расстреляли в Майданеке 18 400 евреев, включая многих граждан СССР. Людей заставляли ложиться во рвы друг на друга, «слоем», а затем убивали выстрелом в затылок. 611 человек потом неделю сортировали имущество казнённых, в том числе эту вот самую обувь. Сортировщиков тоже уничтожили – мужчин расстреляли, женщин отправили в газовую камеру. В помещении рядом – мемориал безымянным узникам, чьи личности не смогли установить: рядами горят лампочки, окутанные шарами из колючей проволоки. Проигрывается аудиозапись – на польском, русском, идиш люди просят Бога сохранить им жизнь.

Нынешний музей занимает лишь четвертую часть от реальной территории Майданека: основанный 1 октября 1941 года, это был концлагерь-город с «районами», где отдельно содержались женщины, евреи, польские повстанцы. Первыми обитателями «спецзоны СС» стали 2 000 советских военнопленных, всего через полтора месяца (!) три четверти из них умерли от невыносимых условий содержания. На этом факте экспозиция музея внимания не заостряет. К январю 1942-го погибли все остальные узники – лагерь стоял пустой до марта, пока не пригнали 50 000 новых заключённых. Их уничтожали настолько быстро, что один крематорий не справлялся с сожжением тел – пришлось построить второй.

Вышки над лагерем потемнели от времени, дерево стало угольно-чёрным. 73 года назад на каждой стояли по два охранника СС, наблюдая за Майданеком – часто, отчаиваясь, узники сами шли под пули, лишь бы закончить свои мучения. В огромном мавзолее, сооружённом рядом с крематорием, захоронен прах тысяч заключённых – освободившие Майданек красноармейцы обнаружили ящики с пеплом, которые охрана приготовила к утилизации. Печи крематория закопчены огнём, их невозможно очистить от впитавшихся в металл останков сотен тысяч людей. Один из заключённых, попавший в Майданек в шестилетнем (!) возрасте, уроженец Витебской области Александр Петров рассказывал – еврейских детей дошкольного возраста в этих печах сжигали живыми. Выжившие в лагере свидетельствуют – немцы не проявляли особой ненависти к ним. Они скучно старались убить как можно больше людей, выполняя свою работу. Из всех деревьев в лагере уцелело одно. На остальных умирающие от жуткого голода узники съели кору, сгрызли корни.

На этот лагерь даже сейчас смотреть – становится не по себе. А люди жили там почти 3 года. На фото – сам Майданек, газовая камера, бараки, крематорий.

(оккупированной Польши). В его задачу кроме создания сети концентрационных лагерей входило проведение в жизнь политики полной германизации восточной части Польши . Центром сети концлагерей на востоке Генерал-губернаторства должен был стать город Люблин и построенный рядом с ним руками заключённых крупный концентрационный лагерь .

Приказ о создании лагеря был отдан 20 июля 1941 года Г. Гиммлером О. Глобочнику во время его визита в Люблин. В распоряжении речь шла о создании концентрационного лагеря, рассчитанного на 25-50 тыс. заключённых, которым надлежало работать над постройкой зданий для СС и полиции. На самом деле лагерь строился под руководством начальника 2-го управления (строительство) Главного управления бюджета и строительства СС Ганса Каммлера . 22 сентября 1941 года Каммлер дал распоряжение о постройке части лагеря, рассчитанной на 5 тыс. заключённых. После захвата огромного числа советских военнопленных в окружении под Киевом , планы были изменены Каммлером 27 сентября 1941 года: «Согласно распоряжению из Берлина в Люблине и Аушвице нужно немедленно создать лагеря для военнопленных, рассчитанные на 50 тыс. каждый…»

Первоначально лагерь носил название концентрационного лагеря войск СС "Люблин" (KZ der Waffen SS Lüblin ) и находился на окраине Люблина, рядом с кладбищем на Липовой улице. Однако в связи с протестами гражданских оккупационных властей О. Глобочнику пришлось в октябре 1941 года вывести лагерь за пределы города (он находился в 3 км от центра города; сегодня место, где располагался первоначальный лагерь, находится в черте города). Тогда же сюда прибыли первые заключённые .

В начале ноября Каммлер отдал приказ о расширении лагеря до 125 тыс., в декабре - до 150 тыс., а в марте 1942 года - до 250 тыс. мест для советских заключённых. Лишь часть планов Каммлера была реализована. В середине декабря 1941 года были построены бараки для 20 тыс. военнопленных. В невыносимых условиях постройкой лагеря занимались около 2 тысяч советских военнопленных . К середине ноября из них лишь 500 человек остались в живых, из которых 30 % были неработоспособны. С середины декабря к ним присоединились 150 евреев . В то же время там разразилась эпидемия тифа , после чего в январе - феврале все заключённые-строители лагеря умерли. В марте 1942 года начались массовые депортации в Майданек евреев из Словакии и Польши. В октябре того же года наряду с мужским начал действовать женский концлагерь.

Лагерь имел площадь 270 гектаров (около 90 гектаров используются ныне как территория музея). Был разделён на пять секций, одна из них предназначалась для женщин. Имелось множество различных зданий, а именно: 22 барака для заключённых, 2 административных барака, 227 заводских и производственных мастерских. У лагеря существовало 10 филиалов: Будзынь (под Красником), Грубешов, Люблин, Плашов (близ Кракова), Травники (под Вепшем) и т. д. Заключенные лагеря занимались принудительным трудом на собственных производствах, на фабрике по производству обмундирования и на оружейном заводе «Штейер-Даймлер-Пух ».

Число заключённых

Длительное время была распространена статистика, согласно которой через Майданек прошло 1 500 000 заключённых , из них было уничтожено свыше 300 000 узников, в том числе около 200 000 евреев и около 100 000 поляков . В настоящее время в литературе и в экспозиции Государственного музея Майданек приводятся уточненные данные: всего в лагере побывало около 150 000 узников, умерщвлено около 80 000, из них евреев 60 000 .

Умерщвления узников лагеря

Массовое уничтожение людей в газовых камерах началось в 1942 году. В качестве отравляющего газа сначала применялся моноксид углерода (угарный газ), а с апреля 1942-го Циклон Б . Майданек - один из двух лагерей смерти Третьего рейха, где использовался этот газ (второй - Освенцим). Первый крематорий для сожжения тел замученных был запущен во второй половине 1942 года (на 2 печи), второй - в сентябре 1943 года (на 5 печей).

Операция «Эрнтефест»

И 4 ноября 1943 года на территории лагеря была проведена операция под кодовым названием «Эрнтефест» (Erntefest, нем. праздник сбора урожая). В ходе операции эсэсовцы уничтожили на территории лагерей Майданек, Понятова и Травники всех евреев из Люблинского района. В общей сложности, по разным оценкам, было убито от 40 000 до 43 000 человек (из них в Майданеке 18 000).

Начиная с ноября 1943 года в непосредственной близости от лагеря заключёнными были выкопаны рвы 100 метров длиной, 6 метров шириной и 3 метра глубиной. Утром 3 ноября всех евреев лагеря и близлежащих лагерей пригнали в Майданек. Их раздели и приказали лечь вдоль рва по «принципу черепицы»: то есть, каждый последующий заключённый ложился головой на спину предыдущего. Группа эсэсовцев из примерно 100 человек целенаправленно убивала людей выстрелом в затылок. После того, как первый «слой» заключённых был ликвидирован, эсэсовцы повторяли экзекуцию до тех пор, пока 3-метровая траншея не была полностью заполнена трупами людей. Во время расправы для заглушения выстрелов играла весёлая музыка . После этого трупы людей были прикрыты небольшим слоем земли, а позднее кремированы.

Освобождение лагеря

Ликвидирован Красной армией 22 июля 1944 года .

Использование территории лагеря после освобождения

После прихода Красной армии лагерь некоторое время использовался НКВД для содержания немецких военнопленных и польских «врагов народа », в число последних входили бойцы из Армия Крайова (польского движения Сопротивления). Через него прошли тысячи членов польского Сопротивления.

Процессы над военными преступниками

Комендантами Майданека были: Карл Кох (с июля 1941 года по август 1942 года), Макс Кёгель (с августа 1942 года по октябрь 1942 года), Герман Флорштед (с октября 1942 года по ноябрь 1943 года), штурмбаннфюрер СС Мартин Вейсс (с ноября 1943 года по 1 мая 1944 года) и оберштурмбаннфюрер СС Артур Либехеншель (с 19 мая по 15 августа 1944 года).

• 1-й процесс проходил с 27 ноября по 2 декабря 1944 года в Люблине. Преступники, среди которых: гауптштурмфюрер СС Вильгельм Герстенмейер, оберштурмфюрер СС Антон Тернес, обершарфюрер СС Герман Фёшель, роттенфюрер СС Теодор Шёллен, Эдмунд Польман и Генрих Штальп приговорены к смертной казни. Роттенфюрер СС Теодор Шёллен был так называемым «выдирателем зубов», о котором писал Константин Симонов .
• 2-й процесс проходил в Люблине с по 1948 год . Перед судом предстали 95 эсэсовцев, из которых лишь 7 были приговорены к смертной казни.
• 3-й процесс проходил с 26 ноября 1975 года по 30 июня 1981 года в Дюссельдорфе (Германия). Перед судом предстали 15 сотрудников лагерной администрации и охраны. Четверо обвиняемых были оправданы, в ходе процесса двое признаны недееспособными и еще один (Алекс Орловски) умер, семеро были приговорены к тюремному заключению на сроки от 3,5 до 12 лет. К пожизненному заключению была приговорена надзирательница Гермина Браунштайнер .

Мемориал

Панорама Майданека и современного Люблина

В Майданеке был создан первый в истории памятник жертвам Холокоста . Он был открыт в мае 1943 года . В настоящее время на территории лагеря Майданек действует мемориальный музей. Он был создан в ноябре 1944 года и стал первым музеем в Европе на месте бывшего гитлеровского концлагеря.

У входа на территорию лагеря в 1969 году был воздвигнут Памятник борьбы и мученичества (проект Виктора Толкина).

Возле крематория и расстрельных рвов сооружен мавзолей с бетонным куполом, под которым собран прах жертв.

Галерея

Majdanek-krematorium.jpg

Крематорий

Majdanek hek.jpg

Забор, бывший под электрическим током

Interior of the former crematorium.jpg

Внутри крематория

Majdanek tafel.jpg

Стол для препарирования

Majdanek - Shoes Storage.JPG

Обувь жертв Майданека

Majdanek - enterace.jpg

Вид от входа

См. также

Напишите отзыв о статье "Майданек"

Примечания

Литература

• Залесский К. СС. Охранные отряды НСДАП. - М .: Эксмо , 2004. - С. 328-329. - 656 с. - ISBN 5-699-06944-5 .
• Кузьмин С.Т. Сроку давности не подлежит. - М .: Издательство политической литературы, 1985. - С. 106-112.

Ссылки

• (нем.) (англ.) (польск.)
• hauster.de/data/simonovsu.pdf - факсимиле трех номеров газеты "Красная звезда" от 10-12 августа 1944 года, с очерком Константина Симонова "Лагерь уничтожения" - первая публикация о Майданеке, с фотографиями О.Кнорринга

В Германии и Австрии Оккупированные территории

Отрывок, характеризующий Майданек

Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.

Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.